Елизавета    ПАРХОМУК

Она

уронили мишку...

Кашляю, нянчу компресс на груди:
слой марли, пропитанной водкой
кусок папиросной бумаги
слой ваты, потом полотенце.

И все это пахнет моим медведем.

Ну, розовым тем, из детства.
Вытертым, грязным, безмерно любимым.
Были глаза, или нет — не помню.
Лечила, колола ему уколы.
Он прел изнутри, был сырой, тяжелый...

Обнять бы сейчас и плакать!

Все правильно — детство, болезнь, медведи...
Но все-таки, кто его знает:
Может быть, сидя в игрушечном рае,
по-прежнему зорко в меня взирает
чумазый, безглазый великомученник —
Святой Михаил Страстотерпец

Стервозно

Не буду просить
ни отца, ни сына
ни голубя сраного —
обойдутся.
Пусть теперь сами свои молитвы...
Пошли они все
не на ту напали.

Не буду просить,
никого не буду
заметано
Будь то хоть дутый Будда,
Перун-громовержец с Ильей-пророком,
Аллах, Немезида, лесные духи,
Святая Варвара из сериала...

Любви не дадут
все равно, а правды
нет никакой, для меня нарочно
никто не придумал —
какая жалость!

Прощения больше просить не буду.
Пошла она, вся эта божья лажа!
На всех обиженных слез не хватит
хватит размазывать кровь и сопли.

Не буду просить —
Не дождетесь больше.
Сама буду брать и ходить по трупам.
Для всех буду —
плачь кучерявый мальчик -
всегда famme fatalle,
бессердечной стервой,
лживою ведьмой, проклятой бабой...
Сдохну сама, а просить не буду.
......
Господи, дай мне на это сил...

вымолвить

вымолвить мне бы — немеет нёбо
видел бы кто — на полу амёбой
медленно втягивать ложноножки
влюбиться совсем, или так, немножко?

беду не буди и давай не будем
упаси меня боже уйду забуду
губами забуду глазами кожей
что было забуду что не было тоже

хмель оплетает зеленым плюшем
влюбилась я, или с похмелья плющит?

после

После того, как слетают листья,
в ветвях расцветают звезды.
Холод по капле втекает в воздух,
вода осторожно становится небом.
И по большому счету
этому миру совсем не важно,
чей день рождения был счастливым.
Так безразлично ветру
в чьей руке нить от воздушного змея —
только дрожит и тянет,
только легко и больно...
Милая, что же
держи, как можешь,
тебя и не видно в таком тумане...
Милая, знаешь, живые камни,
драконы бумажные, сны и ветры
сырые почти ничего не значат.
Стихи... ну и бог с ними со стихами...
Важна только боль,
что твою ладошку
шелковой нитью
так сладко режет.
До крови в моей.
С днем рожденья.

Оригами

Море морщится слоновой
кожей ощущает капли
колкие качаясь словно
спит и дышит мерно храп ли
хрип ли звук неясной речи
дождь бурчит бормочет бродит
толи мне погода шепчет
толи я шепчу погоде.
Четки звукосочетаний
щелкают костяшки бусин
дрожь нечетких очертаний
осязаем густ и вкусен
голос ласковой стихии
успокойся горе смертно
время лечит аритмию
ливня и одышку ветра.
В темноте тяжелой влажной
мять по памяти наощупь
слово птичкою бумажной
спи журавлик доброй ночи.
_______________________________
* http://www.stihi.ru/author.html?gntytw

Алиса    ЧЕРНИКОВА

Нагота больничных палат...

+ + +
Нагота больничных палат
заменила жаркие ночи,
Календарь обрываемых дат
рассыпается многоточьем.

Полосатая дикая кошка
наблюдает за мной сквозь стекло,
Продаётся ли в этом окошке
упакованное тепло?

Кирилл    ЧИЧАЕВ

Тяжело
Из начала
Сугубо молодое
Письмо Фатуму
Ждать

Тяжело

А я
        живу
            под кирпичной грудой,
хожу между стен,
кричу им
        всякое,
                пишу
        для камней,
равнодушных,
            как люди,
ношусь
        с теорией
одноместных миров.
Я почти
        в могиле с оконцем
и куском живого,
обглоданного ветром,
                        дерева.

Из начала

из узды
        рифмы,
из законов
        слога,
в стенки шара
и дальше, дальше, дальше!
в безумие,
в сто миллионов безумий!
ни к чему,
просто
куда-нибудь
без остановок,
крича на тьму,
минуя
        старые звезды,
как деревья
        за окном
        вагона.

Сугубо молодое
Моим ровесникам

                                    Кто разорвал кольцо,
                                    Кто упал под колесо…
                                    Егор Летов.

        Не проснувшись, но ощущая себя в крепком пузыре домашнего уюта, пока ещё гуляю в зоопарке действительности. Родители купили мне билет и пачечку корма, который я бросаю добродушной судьбе – она, не гнушаясь, подбирает с земли кусочки чипсов и жуёт, ухмыляясь до времени.
        Светло-весело протекает существование: шибких потрясений нет, поэтому иногда ранетый, я быстро согреваюсь природным оптимизмом, отпечатывая остаток печали в прозе.
        Есть ещё экстремальные развлечения, но они тоже из разряда заигрываний с настоящим.
Настоящее впереди. Ноги уже чиркают по посадочной полосе, сбивая всю эту кучу хрустального Lego. Я долго складывал из него тёплое гнездышко…
        И вот трясут за грудки, спрашивают:
        "Кто ты будешь таков? Удачный яппи или тихий ударник труда, пересеиватель знаний или пофигист обыкновенный, культработник шоу-мира или пришпиливатель слов?"
        Ещё неокрепший язык мой начинает заплетаться, а слабые руки, расчертив неопределенно-личными фигурами воздух, повисают между желанием и возможностью.
        Голос с усмешкой: "Живи пока, мальчик…"
        От такого цинизма сразу захочется многого: броситься в панпротест и снова окунуться в романтизм трагичного революционера. Затем, наигравшись в искусстве, науке или политике, превратиться в побитого слабой молью старика и вздыхать над пройденным этапом.
        Приехали. The End. Лязг ружейных затворов и снова голос:
        "Человек, игравший всю жизнь, ваше последнее желание?"
        Дайте мне мои кубики…
        И… но тут я проснулся.

Письмо Фатуму

        Здравствуй, Фатум, вот я ещё немного повзрослел, но три мои минуты вселенских часов ещё не прошли, и я иду по грязному пустырю к тебе. Ты визжишь плёткой надо мной и сыплешь крошки сладкого пряника в ловушку для тараканов, по которой бегает моё сознание, разыскивая себя, ища в людях человека. Но я не обижаюсь этим выходкам, потому что всю жизнь не почувствую себя одиноким. Ты со мной. Ты не бог. Ты – это я. Ты ни белый, ни чёрный, ты – ехидный и гармоничный. Ты знаешь больше меня, моя жизнь – это путь к тебе. Китайцы называют его Дао, а для меня ты просто Фатум. Юнгой стоишь ты на мостике, быстро размахивая флажками, а я пытаюсь прочитать послание по обрывкам мелькающих слов.
        Иногда я понимаю и верю, что ты – это я. У меня всё получается. Я – счастливчик, баловень фортуны, избранный, любимчик, фаворит, приближённый, иждивенец, нахлебник, игрушка…
        Упрямо спрашиваю себя здешнего:
        Это моё счастье или заслуга Фатума? Мой труд или прихоть цифровой комбинации? Чей я? Свой или чья-то ксерокопия? Родился себе или рождён для…? Детищем или рабом? Или же всё это – бунт ребёнка с частицей родителя?
…И я не жду от тебя ответа, потому что в такие моменты я верю, что тебя нет.
        Но всё же лицо твоё мелькает в моей последовательной жизни. Какие-то мелкие ехидные детали вызывают резкие приступы дежа вю. Всё идёт легко даже с запланированной проблемой. Я учу правила времени и меняю жизнь на бумагу, выжимаю из "любовно-болезненной задумчивости" тексты. И, одновременно составляя конспект своей жизни, жду твоих внезапностей.
        Я слушаюсь тебя, но не доверяю, ищу себя.
        Продолжаю вести поиски человека в человеке, семимильными шагами развиваясь по бесконечным парсекам времени.

Ждать

        Что есть "ждать"?
        Это двигаться, сдерживая пятибалльное землетрясение в груди, во всем теле. Это горячее лицо и горячие вопросы: Кто? Она?! Не Она? Кто же?! Это искусственные способы устать, бессмысленные переодевания, переключение программ, шатание по комнатам. Это рывок протянутого через всё тело нерва при редких звонках телефона и внутренние молитвы-проклятья говорящим по нему более двух секунд. Вдруг не дозвонится!!! Это когда ты всем собой пытаешься дотянутся изо всех сил и кож до потолка надежды, условно и неожиданно помеченного тобой же.
        И музыкальный эфир не помогает, а только усиливает ломки.
        Когда половина тебя безудержно мечтает и строит зыбкую виртуальность, а другая тут же проезжает бульдозером, разрушая.
        Это — когда ты чувствуешь, что живёшь…

Юлия    ШАДРИНА

Быть в мире, где антитеза...