Ларисса    АНДЕРСЕН

Зеркала
На мосту
Я едва пробиваюсь...

Зеркала

Я прохожу по длинной галерее.
Вдоль стен стоят большие зеркала.
Я не смотрю… Иду… Иду скорее…
Но нет конца зиянию стекла.
Я, всюду я. Назойливая свита!
Рабы. Рефлексы. Тени бытия.
Беспрекословной преданностью слиты
С моей судьбою. Так же, как и я.
Стою – стоят. И ждут. И смотрят тупо,
Трусливо безответственность храня, –
Непревзойденно сыгранная труппа
Актеров, представляющих меня.
Вот я шагну – они шагнут навстречу.
Махну рукой – взметнется стая рук.
Я закричу – и без противоречий.
Беззвучно рты раскроются вокруг.
И я кричу. Но звука нет. И тела –
Ни рук, ни ног – как будто тоже нет…
Лишь отраженья смотрят омертвело
И странно улыбаются в ответ.
Я понимаю, веря и не веря, –
Они живут отдельно от меня.
Кто эта вот, – когтистой лапой зверя
Манит, умильно голову склоня?
На лапе золотая цепь браслета.
Окрашен кровью виноватый рот,
Кошачья мордочка… А эта, эта?
А этот отвратительный урод?
Чего-то просит, жалуется, злится,
Скользит, робеет, подползает вновь…
А чьи вот эти радостные лица,
Лучистые, как счастье, как любовь?
Одна, как яблоня, в покрове белом…
Да, яблоня… Так кто-то звал меня…
Другая изогнулась нежным телом,
Просвеченным сиянием огня…
Но кто же я? Вон та, иль та, иль эта,
Сомкнувшие вокруг меня кольцо?

Из глубины зеркальной, как с портрета,
В лицо мне смотрит мертвое лицо.

На мосту

На том берегу – хуторок на поляне
И дедушкин тополь пред ним на посту.
Я помню, я вижу сквозь слезы в тумане,
Но всё ж я ушла и стою на мосту.
А мост этот шаток, а мост этот зыбок –
От берега деда на берег иной, –
Там встретят меня без цветов, без улыбок
И молча ворота захлопнут за мной.
Там дрогнут и хмурятся темные ели,
И, ежась от ветра, мигает звезда,
Там стынут улыбки и стонут метели, –
Нет, я не дойду, не дойду никогда!
Я буду стоять, озираясь с тоскою
На сторону эту, на сторону ту,
Над пастью обрыва с проклятой рекою,
Одна – на мосту.

+ + +
Я едва пробиваюсь
тропинкою узкой
Меж стенами пшеницы,
пшеницы французской.
Как в России синеют,
смеясь васильки
Васильки – васильками –
друзья далеки.

Павел    ВАСИЛЬЕВ

Незаметным подкрался вечер...

+ + +
Незаметным подкрался вечер,
Словно кошка к добыче,
Темных кварталов плечи
В мутном сумраке вычертил.

Бухта дрожит неясно.
Шуршат, разбиваясь, всплески.
На западе темно-красной
Протянулся закат полоской.

А там, где сырого тумана
Еще не задернуты шторы,
К шумящему океану
Уплывают синие горы.

Кустами яблонь весенних
Паруса развевает ветер.
Длинные шаткие тени
Лапами в небо метят.
                            Владивосток,
                            Октябрь 1926 г.

Иван    ЕЛАГИН

ЛИЧНОЕ ДЕЛО

ЛИЧНОЕ ДЕЛО

1. Метрика

Свидетельство о рождении,
Справка о первом вздохе,
Дело о пробуждении
Духа, о пригвождении
К телу, к земле, к эпохе.

Метрическая выпись,
О том, что жребию выпасть!

Заверенная подписью,
Каким-то чиновным Пименом,
Что ты не болтаешься попусту,
А ходишь отныне с именем.

Закапан в глаза тебе ляпис,
И есть о том уже запись.

Уроженец владивостокский!
Такому не отвертеться
От полуголодного детства
В стране, где Ленин и Троцкий.

Уроженец Владивостока!
Такому с самого детства
От Пушкина и от Блока
Уже никуда не деться!

Родившемуся в Приморье,
Тебе на роду написано
Истинно русское горе —
Горькая русская истина!

Родившемуся в Приморье,
Тебе на роду начертано
Русское слово прямое,
Вспыхивающее жертвенно.

Метрическое удостоверение.
Подпись секретаря.
Восемнадцатый год рождения.
Дата вторжения
В мир – первое декабря.

2. Прививки

Прививка оспы
И дифтерита.
Но почему же, Господи,
В этой жизни-побывке
Не сделали нам прививки
От хари, оспой изрытой,
От хари этой усатой,
От его портретов
И статуй?

Смерть знала способ —
Накликала
Калигулу,
Изрытого оспой.
Жизни шиворот-навыворот,
А конец один —
От него ни сывороток,
Ни вакцин.
С юности иммунность
К жалости, к слезам,
А была ли юность —
Я не знаю сам.

Грохот с домом рядом,
Чуть ли не в дверях:
Это мне снарядом
Прививают страх.
Канонада до рассвета.
Только будет ли рассвет?
К недосыпу, к недоеду
У меня иммунитет.

Против слабостей и вздохов
Есть в крови антитела.
Нет, не зря во мне, эпоха,
До сих пор твоя игла.

Сердце мне холодным шприцем
Проколола ты насквозь.
Никаких мне снов не снится.
Не приснилось – не сбылось.

З. Протокол обыска и ареста

Клок бумаги. Протокол.
Расписались понятые.
Дождь таких бумаг прошел
В эти годы по России.

На рассвете проводы.
Увезли куда-то.
(У такого-то, такого-то
То-то и то-то изъято).

Увезли куда-то.
Где он – не узнаем.
Детство мое изъято,
Смех за вечерним чаем,
Милая теплота
Доброй руки отцовой.
Ляжет бумага та
В память плитой свинцовой.

Переписка ворохом
Спалена – изъята.
Изъято все, что дорого,
Изъято все, что свято.

В протоколе пункт один,
Как железный стержень —

Что задержан гражданин,
Гражданин задержан.

Гражданина уводил
В кителе детина,
И задержан бег светил
Был для гражданина.

Только сел в машину он —
Двинулась машина,
И задержан ход времен
Был для гражданина.

И пропал он, как в дыму,
На заре в июле,
И дыхание ему
Задержали пулей.

Брось на клок бумаги взгляд,
Только зубы стисни:
Прочитай, как был изъят
Гражданин из жизни.

4. Образование

Математика и химия,
География, история.
Занимался в школе ими я,
Только то была теория.

А когда пошло подкидывать
По ухабам и колдобинам —
Тут я занялся эвклидовой
Геометрией особенной.

В голубом дыму наверченном
Паровозы шли и фыркали,
А колеса-то начерчены
Будто дьяволовым циркулем.

И составы шли товарные,
И мерцали рельсы инеем...
(Взрывы перпендикулярные
К параллельным этим линиям!).

И дорогою корявою
С пересадками и плаваньем
Изучал я географию
По вокзалам и по гаваням.

И следы свои история
На хребте моем оставила,
Та история, которая
Устанавливает правила,

Что одним-то слава, почести,
Привилегии и премии,
А другим и жить не хочется
В распроклятом этом времени.

И когда вся горечь допита,
И когда вздохнул я с легкостью —
От поставленного опыта
Седина в итоге – окисью.

Иль звездою промелькнувшею
Голова моя побелена?
Без остатка все минувшее
На добро и зло поделено.

5. Прописка

Чиновный какой-нибудь аспид,
Устав кулаками стучать,
Начальственным жестом на паспорт
С размаху прихлопнет печать.

Пустяшное дело – прописка,
Да нет без прописки житья.
А вот на холмах Сан-Франциско
Живу непрописанным я.

Пишу о холмах Сан-Франциско,
Где пальмы качают верхи,
И ходят без всякой прописки
По белому свету стихи.

Сегодня как будто бы лишний
С моею судьбой кочевой,
Я все ж современникам слышный,
Как слышен в трубе домовой.

Россия, твой сын непутевый
Вовек не вернется домой.
Не надо, чтоб в книге домовой
Записанным был домовой.

Никто не заметит пропажи,
Но знаю: сегодня уже
Прописан я в русском пейзаже,
Прописан я в русской душе.

В Московском университете
Какой-нибудь энтузиаст
Стихи перепишет вот эти
И дальше друзьям передаст.

И тысячу раз повторенный
Мой стих – мне порукою он,
Что я отделенью районной
Милиции не подчинен!

С милицией, с прокуратурой,
С правительством – я не в ладу,
Я в русскую литературу
Без их разрешенья войду.

Не в темном хлеву на соломе,
Не где-нибудь на чердаке, —
Как в отчем наследственном доме
Я в русском живу языке.

Всеволод    ИВАНОВ

Дракон

Дракон

Фонарь из пузыря. Он тянут белой грушей,
Лениво-матовой, как будто жемчуга.
Нам ним же приподнял коричнево рога
Дракон, извившийся своею узкой тушей.

Смотри на формы те, замолкни и послушай:
– Давно-давно, когда лишь берега
В потопе поднялись, и залегла в лога
Вода, что сброшена вновь проявленной сушей,

Тогда суставами поверстаны деревья,
Туманы над землей, а на животных перья,
И жизнь на островах среди безбрежных рек,

Тогда летали те грозящие драконы,
И знал китаец их на облаках огромных —
От дивных дней последний человек.

Рюрик    ИВНЕВ

Ах, с судьбою мы вечно спорим...
Провинциальный городок
Послание к молодости

+ + +
Ах, с судьбою мы вечно спорим,
Надоели мне эти игры,
Чередуется счастье с горем,
Точно полосы на шкуре тигра.

Серых глаз ворожба и тайна,
Ну совсем как средневековье.
Неужели они случайно
На любовь отвечали любовью?

Что мне солнце с его участьем,
Эти пригоршни желтой соли.
Я вчера задыхался от счастья,
А сегодня кричу от боли.

Ах, с судьбою мы вечно спорим,
Надоели мне эти игры,
Чередуется счастье с горем,
Точно полосы на шкуре тигра.

                            1926, Владивосток

Провинциальный городок

Как жаль мне тех, кто не жил никогда
В глухих провинциальных городах,
Кто не дышал нетронутой травою,
Припав к земле кудрявой головою;

Кто не встречал на улицах коров,
Не подбирал заржавленных подков,
Кто не глазел на двухэтажный дом,
Как будто мир весь помещался в нем;

Кто не гулял в провинциальном сквере,
Где все, казалось, было на фанере,
Кто не впивал с восторгом в детском взоре
Цвета афиш на сгорбленном заборе;

Кто не сжимал в своей руке пятак
У входа в цирк средь записных зевак,
Кто не бежал за бочкой водовоза,
С румяных щек стирая наспех слезы;

Кто не смотрел на пламя фонарей,
Как на глаза неведомых зверей;

Кто по ночам не вздрагивал во сне
И кто лица не поднимал к луне,
Кто не бродил за городской чертой,
Пронизанный несбыточной мечтой.

Послание к молодости

Пока твоих страстей еще не охладили
Потока времени прохладные струи,
Запечатлей для тех, кто в жизнь едва вступили,
Душевные волнения твои.
    Поведай молодости о сладчайшей боли,
    Такой же древней, как библейский Ной,
    О горькой радости, о радостной неволе
    И об улыбке, без вина хмельной.
Поведай им, пленительным и юным,
Едва раскрывшим очи для любви,
О блеске звезд, о ночи самой лунной
И о незримых таинствах крови.
    Поведай им, как с дикой жаждой счастья
    Пересекал ты Тихий океан,
    О сердце и его неудержимой власти,
    О берегах разнообразных стран.
Сумей им передать и запахи и краски
Цветов и волн, закатов, зорь и тел,
Науку неизведанную ласки
И тот огонь, которым ты горел.
    Пусть молодость послушает о буре,
    Едва угасшей на закате лет,
    Чтоб начертать на собственной лазури
    Таких же бурь и потрясений след.