Творчество (ЛХО)

Журнал "Творчество" не переиздавался и известен отрывочно.
Будем благодарны за помощь в пополнении страницы.

Николай    АСЕЕВ

Давид    БУРЛЮК

Венедикт    МАРТ

Сергей   ТРЕТЬЯКОВ

Николай    АСЕЕВ

ОКЕАНИЯ
Музыка из окон
СТИХИ СЕГОДНЯШНЕГО ДНЯ
Россия издали

ОКЕАНИЯ

1

Вы видели море такое,
когда замерли паруса,
и небо в весеннем покое,
и волны – сплошная роса?

И нежен туман, точно жемчуг,
и видимо мление влаг,
и еле понятное шепчет
над мачтою подпитый флаг,
и, к молу скрененная набок,
шаланда вся в розовых крабах?

И с берега – запах левкоя,
и к берегу льнет тишина?..
Вы видели море такие
прозрачным, как чаша вина?!

2

Темной зеленью вод бросаясь
в занесенные пылью глаза,
он стоит между двух красавиц,
у обеих зрачки в слезах.

Но не любит тоски и слез он,
мимолетна – зари краса.
На его засвежевший лозунг
развиваются паруса.

От его молодого свиста
поднимаются руки вверх
на вдали зазвучавший выстрел,
на огонь, что светил и смерк.

Он всему молодому сверстник,
он носитель безумья брызг,
маяками сверкают перстни
у него на руках из искр.

Ополчись же на злую сушу,
на огни и хрип кабаков, —
Океан, загляни нам в душу,
смой с ней сажу и жир веков!

3

Он приставил жемчужный брегет
к моему зашумевшему уху,
и прилива ночного шаги
зазвучали упорно и глухо.

Под прожектор, пронзающий тьму,
озаряющий – тело ль, голыш ли? —
мы по звонкому зову тому
пену с плеч отряхнули – и вышли.

И в ночное зашли мы кафе —
в золотое небесное зало,
где на синей покатой софе
полуголой луна возлежала.

И одной из дежурящих звезд
заказав перламутровых устриц,
головой доставая до люстры,
он сказал удивительный тост:

"Надушен магнолией
теплый воздух Юга.
О скажи, могло ли ей
сниться сердце друга?

Я не знаю прелестей
стран моих красавиц,
нынче снова встретились,
к чьим ногам бросаюсь",

И, от горя тумана серей,
он приподнялся грозным и жалким,
и вдали утопающий крейсер
возвестил о крушении залпом.

Но луна, исчезая в зените,
запахнув торопливо жупан,
прошептала, скользя: "Извините".
И вдали прозвучало: "Он пьян".
                            1921

Музыка из окон

Подмостки вечера полого —
лишь вина вечерних рос допью
Бах, в перчатках из олова,
колеблет тяжкою поступью.

Но он ускоряет шаг, не рад,
гонимый темною тенью:
это – грозные трубы Вагнера
пророчат землетрясенье...

А по синему небу августа
видно летящего Фауста,
избитого вдоль и поперек
хлыстами смычков в опере.
                            1921

СТИХИ СЕГОДНЯШНЕГО ДНЯ

1

Выстрелом дважды и трижды
воздух разорван на клочья...
Пули ответной не выждав,
скрылся стрелявший за ночью.

И, опираясь об угол,
раны темнея обновкой,
жалко смеясь от испуга,
падал убитый неловко.

Он опускался, опускался,
и небо хлынуло в зрачки.
Чего он, глупый, испугался?
Вон звезд веселые значки,

А вот земля совсем сырая...
Чуть-чуть покалывает бок.
Но землю с небом, умирая,
он все никак связать не мог!

2

Ах, еще, и еще, и еще нам
надо видеть, как камни красны,
чтобы взорам, тоской не крещенным,
переснились бы страшные сны,

Чтобы губы, не знавшие крика,
превратились бы в гулкую медь,
чтоб от мала бы всем до велика
ни о чем не осталось жалеть.

Этот клич – не упрек, не обида!
Это – полк завывает во тьме,
под кошмою кошмара завидя
по снегам зашагавшую смерть.

Он, всю жизнь по безлюдью кочуя,
изучал издалека врагов
и опять из-под ветра почуял
приближенье беззвучных шагов.

Смерть несет через локоть двустволку,
немы сосны, и звезды молчат.
Как же мне, одинокому волку,
не окликнуть далеких волчат!

3

Тебя расстреляли – меня расстреляли,
и выстрелов трели ударились в дали,
даль растерялась – расстрелилась даль,
но даже и дали живому не жаль.

Тебя расстреляли – меня расстреляли,
мы вместе любили, мы вместе дышали,
в одном наши щеки горели бреду.
Уходишь? И я за тобою иду!

На пасмурном небе затихнувший вечер,
как мертвое тело, висит, изувечен,
и голубь, летящий изломом, как кречет,
и зверь, изрыгающий скверные речи.

Тебя расстреляли – меня расстреляли,
мы сердце о сердце, как время, сверяли,
и как же я встану с тобою, расстрелян,
пред будущим звонким и свежим апрелем?!

4

Если мир еще нами не занят
(нас судьба не случайно свела) —
ведь у самых сердец партизанят
наши песни и наши дела!

Если кровь напоенной рубахи
заскорузла в заржавленный лед —
верь, восставший! Размерены взмахи,
продолжается ярый полет!

Пусть таежные тропы кривые
накаляются нашим огнем...
Верь! Бычачью вселенскую выю
на колене своем перегнем!

Верь! Поэтово слово не сгинет.
Он с тобой – тот же загнанный зверь.
Той же служит единой богине
бесконечных побед и потерь!
                            1921

Россия издали

Три года гневалась война,
Три года грохотали пушки,
И вот – в России не узнать
Пера и голоса кукушки.

Заводы весен, песен, дней,
Отрите каменные слезы:
В России – вора голодней
Земные груди гложет осень.

Россия – лен, Россия – синь,
Россия – брошенный ребенок.
Россию, сердце, возноси
Руками песен забубённых.

Теперь там зори поднял май,
Теперь там груды черных пашен,
Теперь там – голос подымай,
И мир другой тебе не страшен.

Теперь там мчатся ковыли,
И говор голубой развешан,
И ветер пену шевелит
Восторгом взмыленных черешен.

Заводы, слушайте меня —
Готовьте пламенные косы:
В России всходят зеленя
И бредят бременем покоса!
                            Владивосток,
                            1920

Давид      БУРЛЮК

Приморский порт
Гелиовосход

Приморский порт

Река ползет живот громадный моря,
Желтеет хитрая вода.
Цветною нефтью свой паркет узоря
Прижавши пристаням суда.
Вот здесь купаются, а дальше ловят рыбу,
А там морской гигант,
Дробя лазурь углами черных вант,
Укрывшись невода, что свил фабричный дым.
А небо морем плещет голубым,
Не в силах поглотить туч раскаленных глыбу
Обилие лучей, тепла обилье,
Всему кричат сними тюрьму одежд,
Отторгни глупое потливое насилье
И розы вскрой грудей, дай насыщенье вежд.

Гелиовосход

В кошнице гор Владивосток —
Еще лишенный перьев света,
Когда, дрожа, в ладьи Восток
Стрелу вонзает Пересвета.
Дом – Мод
Рог – Гор.
Потоп! Потоп!
Сюда, объятые пожаром,
У мыса Амбр, гелиотроп
Клеят к стеклянной коже рам...

Венедикт    МАРТ

За гипсовый череп

За гипсовый череп

За лишний полтинник
Какой-то китаец
Заставил смеяться
Мой гипсовый череп.

И вечно смеется
Застынувшим смехом
Беззвучно, без дрожи
Мой гипсовый череп.

Средь мертвого хлама
Недвижных вещей
Один лишь смеется
Мой гипсовый череп.

Лампада мерцает
В дрожании жутком,
И свет озаряет
Мой гипсовый череп.

Из впадин глубоких
Бездонных во мраке, —-
Глядит в мое сердце
Мой гипсовый череп.