Колониальный Концептуализм
Один из первых независимых литературных журналов нового времени,
выходивший в
1992 году. Всего было издано три номера журнала.
Материалы для
страницы предоставлены Андреем Дерябиным.
Дом дождя
Лестница,
Гость без лица
Вошел, осмотрелся,
сел на стул.
За дощатой стеной – тишиной –
дробный стук.
Раскололся
на тысячи капель
сверкающий шар,
по лестнице сверху –
крадущийся шаг
дробит воздух
призрачным шорохом,
небо разверзлось
Ворохом листьев
клен ответил,
а лестница – скрипом.
Гость извинился
и вышел
"пр-р-рощай"
-это дверь
тишину разломила.
Букет
отлакированных вишен
сквозь промытые
стекла стучался...
Шаги – все тише,
и
стихли,
ты слышал?
Алексей ДЕНИСОВ
Первый снег. Старушка на базаре...
+ + +
Первый снег.
Старушка на базаре
Уступила мне за полцены
Расписанье вечных опозданий –
Календарь движения весны
Леонид ПУПКОВ
Где рифмуют небо с хлебом...
Будто выпиты до дна...
+ + +
Где рифмуют небо с хлебом,
где жуют селедку с луком,
проминая водкой глотку,
приклонить худые плечи
на чужой холодный граунд
и следить, как лечит печень
отдаленный, сладкий саунд
Ни к чему худая вера,
мы рифмуем небо с плачем,
и не страшно, если сера
тронет сердце легким тачем
Бросить ветру одуванчик
посреди бетонных башен
Со святым путем стаканчик
мы рифмуем – и не страшно
+ + +
Будто выпиты до дна,
сметены как крошки хлеба,
как холодная Луна
в запрокинутое небо.
И как бабочка в ночи
бьемся в тонкое оконце.
А в твоем стакане солнце
растворенное звучит.
Не разобрана постель –
и чего тебе не спится?
А за окнами метель –
наши призрачные лица.
Будто все еще живем.
Мы порой приходим в гости
только осень, красит осень
желтым листьев водоем.
Ты об этом не жалей.
Ничего. Перезимуем –
вce равно мы существуем
только в памяти твоей.
Дмитрий РЕКАЧЕВСКИЙ
Жестокий адекват
Жестокий адекват
(вальдемарный компромисс в одной беспардонии)
– Господа! – проговорил Бардачков, волнуясь до чрезвычайности, –
позвольте спустить на воду этот корабль!
– Да-да! Позволяем! – скандировали Массы (Норкин, Че, и я).
Бардачков бережно опустил в воду ботинок с вбитым в него гвоздем и, смахнув
слезу, легонько поддал ногой, чтобы судно подальше отошло от берега. Марина
Че, грациозно встряхнув косичками, подняла свой бокал высоко над головою и
произнесла тост:
– Милостивые государи! Я хочу выпить это вино за тех, кого сейчас, в такую
торжественную минуту нет с нами...
Бокала мне не досталось, и я вынужден был пить понарошку. Но тем не менее,
слегка захмелев, тоже произнес спич, который имел большой успех:
– Доблестные дамы и любезные господа! Сегодня в далекий клуиз отплавились
наши моляки. В то влемя, когда воклуг сплошная лугань и материя, мы посылаем в
большое плаванье теплоход под Лоссийским флагом. Как быстлоходный фогот
рассекает он водянистую гладь, и душа наполняется ладостью и компромиссом. Так
выпьем же за то, чтобы каждый сидел на белом лошаде.
С чувством глубокого аритштока я присел в легком ренессансе.
– Вот здорово! – закричал Норкин. – Виват!
Все на него зашикали. Сегодня опять его очередь быть злодеем и отщепенцем, а
поэтому говорить так монпасьежно он не имеет права.
– Ненавижу! – спохватился Норкин, – Дурацкий корабль!
Дур-р-рацкий!
Он это очень сильно сказал. Сиятельная Марина Че даже всхлипнула, а
благородный Бардачков сжал кулачки.
– Не смейте, сударь, так выражаться при сударыне! – вмешался я, – Она ждет ребенка! Уже три года!
– А мой брат сказал своей невесте, – промолвил уважаемый Бардачков, – чтобы она делала апломб.
– А зачем? – удивилось общество.
– Не знаю. Он сказал своей невесте, что ребенок отнимет у них молодые
годы, а значит, она должна делать апломб.
– И Маринка тоже должна? – съязвил несносный господин Норкин.
– Нет! Я уже сделала! Целых два! – запротестовала мадемаузель, – Обе апломбы в одном зубе.
– Больно было? – с искренним причастием спросило собрание.
– Да-а. Вам мужикам такое и не снилось.
– Мне снилось, – отрезал Норкин.
Тем временем корабль медленно и высокопарно удалялся за линию горизонта.
– Чул, я капитан! – закричал ваш покорный слуга.
– А ты знаешь, что такое румпель? – спросил Норкин, но без умысла, а
желая меня унизить. Но я не унижался:
– Естественно! Только не румпель, а пумпель, в ваши-то годы надобно знать
лусский язык.
– Ну, что это, а? Скажи-ка!
– Не скажу – секрет!
– Не знаешь! Мишка не может быть капитаном – он не знает, что такое
румпель! Он вообще узурпатор!
– Мишка не узурпатор! – вступилась за меня юная особа, – У
него есть две конфеты. Он одну мне обещал. Вот!
– Я не узулпатол! – возроптал я, – У меня же две конфеты есть!
Какой же я узулпатол! Придумал же узулпатола! Сам ты узулпатол! Да такого
слова вовсе нету!
– Все равно, он не достоин называться капитаном! – возражал Норкин,
топая ножками, – Господа! Да, в какие ворота это влезет?!
– Сам ты толстый! – огрызнулся августейший Бардачков.
– Вы меня не так поняли! Ведь он читать не умеет!
– Ну и что! Вот я пойду в школу и еще лучше тебя читать научусь! И буков
выучу штук сто!
– Вот когда выучишься, тогда и станешь капитаном. И вообще... у тебя уши
оттопыренные!
Бардачков вспыхнул и возмутился, насколько хватало глотки: – Господин
Норкин! Будьте вежливы и корректны!
С этими словами Бардачков толкнул Норкина в лужу. А Норкин сел в лужу. И в
луже стал мокрым, как вальдшнеп.
– Вот это антураж! – взвизгнуло нежное создание. Норкин сидел в луже
и смеялся. Он смеялся почему-то.
– Почему смеешься? – спросило сборище, – Отвечай! Тебя
общество к ответу завывает!
А Норкин прямо заливался.
– Господа, – ответствовал он, – да к ведь я – настоящий
капитан с этой минуты. Я из вас – самый мокрый! А потому –
капитан!
Общественность была страшно поражена и шокирована.
Вот ведь хитрый какой этот господин Норкин. И кто бы мог подумать, что даже из
такого глухого постскриптума он найдет прощелыгу.
– Мишель! – воскликнула девушка Че и страдальчески взглянула на
меня, Мишель! Сделайте это! Ради женщины!
– Сделай это, ради женщины, Мишка! – поддакнул преподобный
Бардачков.
– Я не вылавливаю хода вашей мысли, – изумился я, отступая назад.
– Мишель! Ах, Мишель! Неужели вы позволите этому негодяю оставаться самым
мокрым?
– Вы на что-то намекаете, сударыня? Норкин аж закатывался от смеха.
– Лезь в лужу, капица! – не выдержал Бардачков.
– От капицы слышу! – я разозлился и дискомфортабился.
– В квасце квасцов, есть здесь мужчины или нет? – взвыла Маринка.
– Да!!! – мы с Бардачковым разом нырнули в лужу. Норкин сразу
перестал смеяться. Он на этот раз был подавлен Бардачковым.
– Ну и пожалуйста! Не хочу я совсем быть капитаном! – резюмировал
Норкин. – Все равно, я мокрее вас!
Мы с Бардачковым весело переглянулись и дружно окунули головы в коричневую
жижу. Вот так мы победили Норкина. Он все ворчал и вокзалился, но потом
успокоился, когда я дал ему фантик от конфеты "Трое в лодке".
Мы праздновали примирение, высоко вздернув из воды свои курносые форштевни.
Нам было весело и импатентно. Мы были счастливы и умны, молоды и преисполнены
любовью ко всему сущему во вселенной, когда Марина радостно констатировала:
– Ой, мальчики! Какие вы чумазенькие!
Эх, женщина! Что понимает она в наших мужских игрищах?!
квасец
О любви
Ты помнишь то время, наше время, то единственное лето,
когда мы виделись каждый день и когда нам было так хорошо вдвоем? Когда ты
могла без страха расцарапать своими коготками мое лицо, а я мог без страха
укусить тебя за нос? Отними у меня эти воспоминания, и я, скорее всего, умру.
Только этим я и живу сейчас. Иногда кажется, что мне на роду написано всю свою
жизнь посветить сладким грезам о том счастливом теплом лете, о тех счастливых
теплых ночах, о тех счастливых теплых поцелуях...
Идя к тебе, я заходил по дороге на цветочный ряд и подолгу,
придирчиво и осторожно, выбирал букет. Покупая самые пышные и самые дорогие
розы, я весь расплывался в улыбке, предвкушая то, что вот-вот должно было
произойти.
Шагая – нет, вспархивая – нет, просто взмывая над асфальтом, я бережно нес в
руке хрупкие колючие стебли и видел твои глаза, которые распахивались глубоко
и изумленно спрашивали меня: "Ты сегодня без цветов?" "Нет, нет, – торопился
я, – вот они, пойдем, ты увидишь их!"
Да, да, так оно и было! Не доходя немного до телефонной
будки, где мы встречались с тобой, я заворачивал в подворотню, подходил к
мусорному ящику и водружал букет на кучу дурнопахнущего мусора. Затем я резко
разворачивался и стремительными шагами преодолевал последние десятки метров –
туда, где уже стояла ты и нетерпеливо сковыривала краску или делала вид, что
звонишь по телефону. Я хватал тебя за руку, и с азартом увлекал за собой.
Заведя в подворотню, показывал на мусорный ящик: "Вот это твой букет. Тебе
нравится?". Ты хохотала, кусала меня за шею, мы шутливо хлестали друг друга по
щекам, целовались и бежали навстречу радости.
У нас впереди была еще целая ночь! Целая ночь мерцающего
неба, темного моря с отблесками огней, и со множеством таких же счастливых
парочек, попадавшихся навстречу. Мне так хотелось продлить эти мгновения!
Наш обычный маршрут начинался с большого фонтана, шумевшего
на бульваре. Когда мы проходили мимо него, я старался настолько близко
подтолкнуть тебя к шипящим струям, что они, намочив платье, как бы обнажали
твое тело, по-летнему почти ничем нескрытое. Ты смущалась, конечно, но не
могла мне в этом отказать. Ловя неоднозначные взгляды прохожих, заливаясь
краской, ты все же рассыпалась непринужденным смехом, когда я искал твоих
глаз. Я оставался доволен.
Изрядно побродив по городу, поговорив о чем только можно, мы
чувствовали себя усталыми и решали, где нам отдохнуть. Чаще всего я предлагал
зайти на полчасика к моему другу, который жил неподалеку.
А через пять минут он уже встречал нас в своей квартире,
весьма приветливо беседуя и угощая чаем. Поболтав немного, я поднимался и
уходил на кухню, оставляя вас вдвоем. Садясь у окна, я сосредоточенно и
старательно курил, перебирая в памяти анекдоты, стихи, заставляя думать себя о
чем-то отвлеченном. Минут через двадцать я поднимался, с тем, чтобы предложить
тебе прощаться, не задерживая более гостеприимного хозяина. Входя в комнату, я
успевал заметить, как вы резко отскакивали друг от друга и тотчас же ваши лица
принимали выражение беспокойства о моем долгом отсутствии. Одновременно ты
старалась незаметно поправить платье, а он, раздувая ноздри, сыпал
непринужденными фразами. Все было О'кей.
Выйдя на улицу, я гулял с тобой еще какое-то время, а затем
ловил такси, договаривался о следующей встрече, целовал и уезжал, предоставляя
тебе право самой добираться до твоего дома поздней ночью.
Так постепенно прошло, в своем постоянстве, целое лето. Тому
что вместе с летом закончились и наши встречи, я обязан прежде всего самому
себе, нашему Учителю и еще чему-то, мною до конца неосознанному, скорее всего
твоей способности подчиняться мне или же неспособности противостоять, даже не
знаю, что из этого подходит больше.
Примерно с середины лета я стал наводить тебя на мысль, что
ты нравишься нашему Гуру, и не стоит отказывать ему в его чувстве, тем более
что я совершенно не стою нынешней твоей привязанности ко мне. Поначалу ты
обрушивалась на меня с градом упреков, говорила, что любишь только меня и
надеешься на тоже, а все остальное – совершеннейшая ерунда, но постепенно
становилась все более задумчивой и рассеянной ... и осенью вышла замуж за
Учителя.
С того времени я не вижу тебя, но стараюсь иногда встретиться
с Учителем, который и не подозревает о наших былых отношениях, и, как бы между
делом, выспросить что-нибудь о тебе. Возвращаясь домой, я достаю тушь и кисть
и рисую черные круги – множество больших черных кругов...
Андрей ХОЛЕРА
Роман КОВАЛЕВСКИЙ
"С мешком кефира до великой
стены..."
Рекламный блок
"С мешком кефира до Великой Стены…"
Старина Киплинг когда-то, сидя в смазанной дегтем бричке с вывеской "Запад" и
брезгливо зажимая нос, тыкал тростью в валявшийся рядом смердящий труп
животного по кличке "Восток", и шипел при этом сквозь стиснутые зубы что-то
про то, что он никогда не уляжется рядом. Браво, Киплинг! Браво, Европа! А вот
с Россией дело гораздо сложнее. Она и просунула вроде бы рыло в калашный ряд,
а суконный зад побаливает… Свежа еще память о том времени, когда животное было
в силе… Отсюда и заигрывания со своим прошлым, со своей кровью, бесконечные
оглядки и оправдывания. Вон, как Лева Толстой со Володей Соловьевым
жаворонками разливались! Да и Саша Блок к концу жизни Незнакомке со скифом
изменил…
Мы же люди простые. Выбор того или иного нам просто-напросто заказан. Мы
пришли на желтую землю и скоро будем погребены под этой желтой землей. Но пока
мы еще живы, нельзя ли попытаться привыкнуть к свое будущей могиле? Ощутить ее
запах, ее вкус… В этой рубрике – маленький экскурс в Китай.
Еще во время оно апокрифично-диалектически настроенный "бунтарь" Лецзы
парадоксально обронил призыв "Не жертвовать и волоском ради пользы
Поднебесной", совершенно не предполагая, что именно так и будет во все времена
относиться к его многострадальной родине все остальное человеческой братство.
Впрочем, были и исключения. Например, монголы и маньчжуры проявили к Китаю
пристальный интерес, но их действия самими же китайцами были истолкованы
превратно. Что ж, на всю историю взаимопонимания не наберешься.
Мы же считаем, что Поднебесная не настолько инопланетная страна, чтобы нельзя
было оценить ее по-постмодернистски. Полить постмодернистским кефиром камни
Великой Стены…
Китайские народные приметы
"Взялся за Инь – не говори, что не Ян"
1. Где видишь лотос – там ищи и Будду.
2. Раздавить сидящего на лотосе Будду – к дождю.
3. Если изо рта дракона плохо пахнет – к засухе.
4. Если мудрецы уходят в горы – к нашествию варваров.
5. Если в пределах одного ли поселяются более ста монахов – к голоду.
6. Если дорогу перед тобой перебежали 50 монахов – скоро придешь в Шаолинь.
7. Разрушишь кумирню – божество обидится.
8. Если Бодхидхарма не пришел с запада – жди его с юга.
9. Если Бодхидхарма не приходит ни с запада, ни с юга – значит, он давно уже
здесь.
Симфония Ляо-мажор в исполнении двух корифеев
Бодхисатва Ляо Ляо
Шел из Западного Рая
Вдоль цветов и водопадов
Белым посохом играя
Вот, листву тревожа, ветер
Налетел и тут же схлынул
Бодхисатва ясным взором
Поднебесную окинул
"Я узрел его воочью!
В сени Истины великой
Беспрестанно, днем и ночью
Бродит Яшмовый Владыка
Едет влево – песнь заводит
Вправо – сказку говорит
Там в сосудах карма бродит
И сансара там скрипит
С детства плоть его невинна
Борода его блохата
Он нефритовой дубиной
Проверяет лбы архатам
Неземным душа согрета
Чань и Дао – вместо хлеба
Он в любой момент, не целя
Попадает пальцем в небо
Он сансары скрежет страшный
Чтит как пенье серафимов
Остальное все неважно
Для души его ленивой"
Спит великая держава
И бамбук едва вздыхает
Только крики павиана
Тишину порой смущают
"Что притих, народ восточный?
Что повесил книзу нос?
Вон из сердца дух порочный
Я вам истину принес!"
"Чья тут карма, чья сансара?
Ну кому опять не спится?"
Повязали санитары
Пациента психбольницы…
Стихи танского поэта, пожелавшего остаться неизвестным
Перевод А. Холеры
Видишь, в саду обезьяна
Лапой банан прикрыла?
Вчера ей оказывал милость
Сам государь лоянский!
Что ты глаза таращишь?
Мелкою ходишь дрожью?
Сдохнет твоя обезьяна
Даже банан не поможет!
Ночью во двор я выйду:
Тучкой луна прикрылась
Птица ночная не крикнет
Неужто такой я страшный?
Пой же, ночная птица!
Свети же, луна, открыто!
Я вас пугать не буду
Я ведь в душе-то добрый!
Синим огнем пылает
Фанза соседа Чжана
Воды Лойхэ спокойной
Спины драконов чертят
Северные границы
Варвары вновь тревожат
С юга гроза подходит…
Как же с похмелья тяжко!
Персик занялся цветом
Бамбук выпускает побеги
Снова весна в Поднебесной
Время надежд наступает…
Трубка едва лишь тлеет
Опиум на исходе
Сходить, что ли, в келью глухую
Занять у отшельника Люя?
Вечером в дом вернулся
Полон стихов и песен
Мысли о Дао Великом
Страстно одолевают
Нынче готов я скушать
Риса хоть десять цзиней
Пусто… Неужто был здесь
Старый голодный даос?
Рекламный блок
Что ни говорите, великолепная это вещь – спонсорство! Чтобы мы делали без
наших спонсоров – ума не приложим! Но все в этом мире основано на взаимности,
и за услугу платят услугой. Итак, как вы уже поняли, мы переходим к рекламе.
Друзья! Наше финансовое положение и возможность выглядывать в свет целиком
зависят от администрации коммерческого магазина "Poet shop"! В магазине "Poet
shop" в широком ассортименте представлены товары первой необходимости. Вы
найдете в нем то, о чем мечтали всю жизнь! Вам предложат сонетную бумагу
различных форматов, символистские, модернистские и прочие перья, вы сможете
обзавестись резиновой музой, деревянным Пегасом и многим, многим другим.
Посетите магазин "Poet shop"!
